ДОНЕЦКОЕ ПРЕДНОВОГОДЬЕ. КАНУН 2024 ГОДА.

                              ДОНЕЦКОЕ ПРЕДНОВОГОДЬЕ. КАНУН 2024 ГОДА.  

                                                                           Если
Гавану
окинуть мигом —
рай-страна,
страна что надо.
Под пальмой
на ножке
стоят фламинго.
Цветет
коларио
по всей Ведадо.
В Гаване
все
разграничено четко:
у белых доллары,
у черных — нет.

                                                                                     ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ.
                           

  Весьма не типично для местного климата, но снег в этом декабре выпал в Донецке в самом начале месяца. Чистый и пушистый, он ровным, мягко поскрипывавшим под ногами прохожих покрывалом равномерно расстелился по городским улицам. Свежесть природно доброго белоснежия, беспорочно взбитого лёгким морозцем, возрадовала взор, оживив томившиеся унынием инстинкты причинности хорошего настроения. А следом – импульс смехотворного, вернее, насмешливого удивления, в голове: так что же, не убранные ещё со времени последних, ноябрьских листопадов листья, на этих же улицах и газонах, так и буду там догнивать, до начала будущей весны?

   Объяснить, что это такое? В условия межсезонья и неукоснительного угасания уходящего в небытие года окончательно не потеряться в дебрях невежественного разгильдяйства? Это – когда прошедшая взбалмошная осень, по привычке, свойственного ей природного и закономерного увядания, добросовестно оголила, выпотрошила до облезлости стволов многоисчислимые Донецкие деревья и кустарники.

   А вот что дальше делать с опавшей листвой – здесь как будто забылось, растворилось в общественном равнодушии так странно и бескомпромиссно-ускоренно проявляемой амнезии. Впрочем, выветрилась привычка чистоплотной бытности из памяти не совсем. Потому что кое-где, догадаться можно, яркими вспышками полусовестливости, спешными пинками взад – как всегда, в центре, несколько месяцев к ряду жалостно самоумертвлявшуюся в дрейфующем по волнам беспризорности ковчеге неуловимо призрачных надежд, листву подгребли в огромные, одним и единственным махом сотворённые кучи. Некоторые из них, упаковав в большие чёрные мешки, вывезли. А другие, усилиями сообразительно-находчивых прохожих, плодовито пополнившись и штучно бытовым мусором, смелая импровизация, по-Донецки, на хорошо прижившуюся здесь мусорную тему, уже привычно-дружно, вошли в процесс усиленного гниения. Пока ещё не ощутим, однако, на нюх запах тлетворности в свежести слабо морозного воздуха. 

  А потом промчался по Донецку ураган, бунтарь-слабак, счастье, что без последствий ещё и стихийных разрушений. Разве что, кое-где, много, как кое-где! ветхо прогнившие насквозь крыши домов немного в стороны разметало. Да трухлявость старых веток, на давно не стриженых деревьях и на кустарниках, не выдержала такого напора ветренной стихии и рассыпалась-разлетелась по дворам и закоулкам охапками уродливо пересушенных годами беспризорности веток. Где-то их сгребли к присевшим к земле лиственным кучам. Где-то, сбившись в хлам не нужного городу мусора, они осели вдоль бордюров торчащими в разные стороны колючками трухлявости. Как убирали в городе напасть несвежести забвения? Да никак.

  Там, что поближе к видимому и страстно желаемому, и, как ни странно, удачно обосновавшемуся здесь благополучию, разновидности ловко обузданной, какая разница – как и чем, фортуны, что-то почистили. Кто? Да не об этом разговор.

   Там же, где пассивностью равнодушия к происходящему – не до жиру, были бы живы – обнулились-обвалились естественные порывы жить по-чистому, люди просто проходили, да и сейчас проходят, а то – и вовсе пробегают все мимо, брезгливо отряхивая с обуви гниль реально материализовавшегося свинства.  

  Но, когда стали непомерно-нагло разрастаться, срамотно расползаться по дворам  залежи бытовых отходов, как совсем не новогодне-сказочные терриконы из новой, драконовской эры умственно-тектонической активности, возле мусорных ящиков, внушительно приковывая к себе внимание даже слабо ориентированных граждан в вопросах особенностей правильного определения цивилизованности бытия, тогда всё чаще стали возникать возле них, возле мусорных куч – достойное место для светского общения! — словесные дебаты. С неизменной тематикой для будораживания сознательности, буйно кипящей пикантным одобрямс-TV-всезнайством особенностей текущего исторического момента: а что, так было или не было раньше? Понимается как: а, что, по три недели не вывозить из городских жилых дворов мусор, один-два ящика на n-n-n-ое количество многоквартирных подъездов, это – как, нормально?

 Да ерунда же, если что. Потому что ещё потом Донецк знатно освежился дождём со снегом и за одну ночь превратился в один сплошной каток.

— Вы знаете, почему мы чемпионы мира по фигурному катанию? – Спросил меня импозантного вида мужчина, на руке которого я, по его любезному приглашению, повисла, когда он увидел моё паническое замешательство в начале пешеходной зебры.

   За моей спиной – ледовая безлюдная пустыня площади Ленина, центровее места в Донецке нет, с сиротливо-жалко каменеющим, конфетной мишурой оболганным Лениным. Замутнёнными и прищурено застывшими глазами смотрящим в непонятую даль со своего глыбно неприступного постамента, Но, стало замечаться, как будто медленно убывает он в земную глубь Донецкой нови, вместе с вождём, обе руки которого, в отличии от его клонов, многотысячно, в былом, пошло растиражированных по стране нечестивых холопов, почему-то безвольно прилипли к поруганной его потомками сути вождя. Память которого оклеветали, подло предали человеческие очистки. Мистическое предвидение, только недавно подумалось, скорого упразднения должности вождя.

  Так что, получается, вождь бывшим бывает?  Наверное. Но пусть любой другой и не приближается к Ленину, хранителю и обновителю совести, словами Альберта Эйнштейна. В бывших ходят временщики-баблорубы, потехами злословия, плевками неискоренимого из их подлых душ босяцтва окропившие, изгадившие Ленинское время. Тогда – великая эра созидания, что проходила в двери, даже головою не задевая за косяк. Теперь — чего, право, истерить- беситься, то время уже никогда, в этом столетии – точно, не повторится.   

    Словом, ступить на переход — я ступила, а вот сделать хоть один, по направлению прямо-вперёд шаг, не смогла.

 — И почему же это вы чемпионы мира? – Уверенно скользя по наклонной плоскости превратившегося в каток проспекта, ещё болеет увереннее полагаясь на надёжность во время подставленного мне мужского плеча, без особого интереса ответила я мужчине.

 — Да тренируемся мы на ходу. – Рассмеялся он.

 — Слушайте, ну не место же для тренировок беспризорно ныкающийся в бесхозности, из года в год, город.

 — Вы слишком строги сегодня. – Незнакомец внимательно и с заметным удивлением в его глазах на меня посмотрел.

 — Да нет, просто тренируюсь по правилам.

    А что ещё я могла ему сказать, когда днём ранее Донецк навзрыд “веселился” видеосъемкой из центрально авторитетного продуктового магазина. Позировала находчивому покупателю с записывающим устройством в его руках разожравшаяся съестным ширпотребом крыса. Очевидно, вольготно и очень прибыльно, для себя, крышуящаяся в огромной мусорной куче, при выходе из магазина, немного за углом. И настолько обленившаяся никуда не спешить, что, присев на открытый лоток с рыбой, а рядом на прилавке – такие же, по форме, лотки с мясным, свино-куриным разнообразием, она слабо мельтешила перед экраном, чтобы отщипнуть от одной рыбёшки и положить себе в зубастый рот вяло заветревшийся рыбный продукт. Типа, рыбка — на закуску, а основное блюдо – потом. Что ночью происходит в царстве крысиной вольности, где в темпе лёгкого вальса беснуются по магазину хитрые, быстро плодящиеся в человеческом разгильдяйстве твари – совсем не фильм дикой фантастики. 

   Лиха беда начало. Взорвалась сеть людского общения, как рубрика О НАБОЛЕВШЕМ! аж десятками подобных сюжетов. Что за нечисть – крысы? Теперь они – друзья человека!   

 А человек человеку — кто? Долго приходила в себя после лицезрения слёзно-жуткой сцены на улице. Одна старушка, костыль – подмышкой, тянула за собой другую старушку– деревянная палочка, попутчица старости печальной, в слабо гнувшейся руке незнакомой бабушки. Грузно семеня стёртыми подошвами допотопной, но основательно разношенной обуви по ледово озверевшему асфальту, Донецкие старицы, полусогнутой до земли старческой немощью, всё же преодолевали скользоту пешеходного тротуара. Несколько дней никто не удосужился в городе, превратившимся в гигантских размеров каток, подумать о пешеходах. И по старой доброй старинке рассыпать, по долгу существующих в городе коммунальных служб, песок по пешеходным частям города. Многие, я — в том числе, передвигались по своим жизненным делам по проезжим частям, улицам, заметно приторно переполненных новомодными авто. К чести местных водителей, видя рядом с движущимся транспортом людей, они замедляли ход, приостанавливались, осторожно пешеходов на проезжей части города объезжали.

  Вызывающе борзели, как ни странно, здешние женщины-водители. Редко какая притормаживала своё авто, наверное, внутренне цепенея от переполнявшего её стабильно дикарского восторга восседать привилегированно отмеченной пятой точкой на таком престижном месте. А это — не какой-то там полосатый матрац, из времени дешёвого подражания недоступной заокеанской роскоши! Сегодня – всё не так. Утёрли нос, земля дрожит от гула, спесивым американским буржуям. Место-то — за рулём классной тачки!

  А Европа, конечно, рыдает от потери долгие годы кормившего её доходно-прибыльного местечка, по сбыту сотен-тысяч попользованных трудолюбивыми бюргерами мерседесов-фольцвагенов. Нынче в Донецке – рулит восток! Тойоты, всех модификаций, BMVешки-внедорожники — в особом фаворе у местных аристократов! Авто! По заказу! Телефоны поставщиков, крупным росчерком цифр, на многочисленных придорожных плакатах. Сомнение, правда, скребёт под коленкой. На предмет подлинности престижно знакового происхождения. Ну не автомобилей же, в самом деле.     

  Но единение всё-таки случается. Если не полениться и попялиться взором, даже и случайно, на огромный, во всю высоту несколько-этажного здания, на плакат: НАША СИЛА — В ЕДИНЕНИИ! По мере того, как перевариваются в голове такие мощные, беспощадно убедительные слова, разъяснительным дополнением к ним материализуется источник силы: ПИВО!

  У древних говорили: вода – сок жизни! Много её утекло с тех пор. А мудрость с годами только крепчает, как выдержанное в столетиях вино. А в постоянном водном оскудении пиво, хоть и значительно подорожало, сойдёт, в самый раз, для усиленного потребления. Потом можно и в аптеку сходить, чтобы адекватно, по-современному, среагировать на услышанную сумму, для оплаты заказанных лекарств. И уж совсем не упасть в обморок, по прочтении объявления, в продуктовом магазине: ЗДЕСЬ МОЖНО ВЗЯТЬ КРЕДИТ ДЛЯ ОПЛАТЫ ПОКУПКИ ТОВАРОВ К ПРАДНИЧНОМУ СТОЛУ. Насколько помнится, окончательная радость такого познания стушевалась отсутствием в конце объявления всегда с восторгом глаголющим восклицательного знака.     

 Без него и продолжаю словами, однажды, сказанными в 2019 году:

“Я не ставлю для себя целью разбираться в природе уже укоренившегося местного убожества. Так как не считаю себя экспертом в этом вопросе. Но, описывая бытовые события, всё это сопровождающие, я даю возможность моим читателям понять, каково это жить — …жить в городе, забуксовавшем в непролазной грязи. На стыке двух миров: мирного и военного. Со всеми вытекающими из этого последствиями.”   

 И, если о мирном существовании получилось сказать, как получилось, то о военном – одна сплошная, многолетняя человеческая трагедия. Ещё в 2014 началась она нещадными обстрелами Донецка. С дотошным соблюдением правил стенографии тогда и начала я описывать эти события. Сегодня, кошмар Донецких окраин – неделями нет там света, нет воды, месяцами не отапливаются дома, чудом сохраняющие свои трясущиеся в судорогах обстрелов стены, ржавая гниль, упитанная десятилетиями кругово, цепко организованной безалаберщины – эра постленинской истерии проходимцев всех окрасов — насквозь проела в них подвальные трубы.

  И ещё более усилившиеся обстрелы, в которых тяжело травмируются и погибают люди, растёт число разрушенного жилья. То, что остаётся условно пригодным для существования в нём – это реальность кровавого противостояния полумирным будням Донецкого центра. Редко какой день теперь и здесь случается без прилёта. Так называют жители усилившиеся в последние месяцы обстрелы города. Некоторые его части, никаким аршином не измерить, поражают холодным опустошением. Редки там прохожие, непредсказуемыми рывками осторожного оживления проносятся там по дорогам машины. Но традиционно радостно, не знаю, каким коэффициентом радостности, по шкале счастливого благоденствия, определить этот нескончаемый восторг, ощущается именно там, где…

  Верно, именно там этот восторг и должен быть. Там, где заботливо-рукотворная, мозолисто-честная чистота человеческого обитания порождает хорошие мысли. Без них невозможно по-человечески жить. Ими заряжается здоровая и, опять же, чистая энергия любого прогресса. Не есть же он затёртые, да насквозь протёртые бесконечным повтором слова о грядущем блаженстве. То, что свершится оно не для всех – к этому пора давно привыкнуть. Но то, что слово это никак не выкинуть из Новогодней погремушки с праздничным набором заветных желаний – эка невидаль!

 Так что, с Новым Годом, дорогой моему сердцу ДОНЕЦК!!! Пусть повезёт тебе в завтрашнем дне в главном – пусть успокоится, наконец, дивно-солнечная природа твоего долготерпения долгожданным миром!

                                                                           С уважением, Людмила Марава. ДОНЕЦК!!!