Когда второй месяц календарной зимы серая пыльная засушливость усыпляет городское пространство насмешливыми обещаниями грядущих перемен, невольно задумываешься о том, что устоявшаяся в воздухе чёрная удушливость Донбасской трагедии, грузом исторической анафемы проникнувшей во все щели городских улиц и домов, именно так, бессмысленно зло и мрачно бесстрастно, надламывает. А потом и ломает на части цельную монолитность всякого естества. Ответной реакцией которого, на происходящее, есть дрожащая мелкой дрожью паники и волнения его суть.

   Сутками напролёт лихорадит её жаром предчувствия долгой нескончаемости бедствия. Уже основательно оно пропиталось шестилетним возбуждением братоубийственной вражды. Накалилось, вот-вот расплавится, приговором, на будущее, терпимости неизбежности очерствения человеческих сердец. Придавленная трудно переносимым гнётом переживаемого душевного удушья приняло оно обет позорно-молчаливого смирения.

  С происходящим вокруг.      
 
  “Совсем по-другому видится мир, когда часть зла, у нас — это война, становится постоянством бытия. Тогда вдребезги ломается не только мирная хронология будущности, но и каким-то варварским, чрезвычайно болезненным методом перекраивается твоя физиологическая сущность. Это — произошло. С каждым, здесь, на Донбассе живущим.

  И великое таинство состоит в том, как этот среднестатистически каждый вписался в происходящую трагическую реальность.”

    Выделенными словами, лишь бы не растворились они бесследно в Вечности!, я, как оказалось сегодня, в первый день нового, 2020 года, пророчески-вынужденно, предугадала Донецкие события Новогодней ночи. Бурно-весело прогремевшей, некоторое время назад, многочасовыми салютами над обалдевшим, от такого громогласно-красочного напора, блокадным городом…

  Совершенно машинально сопоставились выше выделенные слова с другими. Из моих эссе. О пригнобленных горем Донецких окраинах. Спивающихся измождённой нищетой. Битых, из рук обожравшейся центровой сытости, булыжниками презренно отталкивающей от себя первосортности. Одряхлевшие до состояния бедствующих странников, за годы прозябания в смертельной усталости, слова. Она, немощь, наступает оправданно. Потом. В тоскливой глухоте, намертво сковавшей подступы к разрушенным войной пригородам. Огрубевших однажды. И застывших в наэлектризованном ужасе молений к Небесам. Как многокилометровые искорёженные маски наглядно  материализованного насилия. Над человеческими жизнями.

  Слова исчезли. Разорвалась логическая связка предложений.

 Жутко и властно устоялась вокруг несправедливость. 

 “Скажу, что про салюты только ленивые в Донецке не говорят. Понимают люди, сколько денег с такими “развлечениями” сгорает, за просто так, в Донецком небе. В Праге, распространили новость — решили вообще отказаться от салютов, с фейерверками вместе. Мотивация – внимание!!! – оглушающие взрывы петард пугают птиц и домашних животных. Это обеспокоило местную мэрию. Действительно, на генетическом уровне животные(!!!) не выносят звуки выстрелов…                Где логика, оправдывающая расточительство в убогом существовании? Или о людях предпочтительней вообще не говорить? Зачем выходить за рамки тщедушной предосторожности…
Да в один из недавних вечеров гремело так отчаянно над Донецком, что казалось, опять обстрел начался. Только через свой личный опыт пережития-осмысления таких “острых”, по-новому, местных развлекательных ощущений можно понять, о чём, на самом деле, идёт речь. Когда в 2014 году, во время обстрелов, погибали престарелые сердечники. Когда начался прецедент чудовищного насилия над старостью.
А мэр современной Праги беспокоится о животных. Шутит он, что ли?”
                                                  Из эссе ЖУРБА. 26.08 2019.

 …Не знаю, как рождаются строчки повествований и выстраивается ход мыслей у тех, кто, наслаждаясь показным гостеприимством, во время своих краткосрочных набегов сюда – зачем?, бесстыже следит (от слова – след) по улицам Донецка. Центральным. Агонизирующим в пространных воспоминаниях. Временами – неопрятно опустошённых. И напоминающих, своим замедленным сползанием-опаданием, сход. Как лавина астрономического истления, на пути в неминуемую разруху.

    …Сгорбленные тени протискивающихся во времени старцев… Да всё шире расползаются на городском асфальте, во всех возможных направлениях, глубокие трещины. Как впалые морщины дряхлости – на лицах износившихся людей. Песком всесильного времени осыпаются стены домов… Грубой силой нетерпимости к несправедливости ударом крепко накачанных юношеских ног, пацанов с городских окраин,  прошибаются скамейки в парках.

  Но в отчётах, о посещении Донбасса, этого не будет. Как в стенограмме из застойных времён, прокурлычут заезжие “певуны и певуньи” о героическом городе. Обобщённо привычно – о его действительной храбрости. Пофотографируются, особы путешествующие, хорошо сплочёнными, по интересам, группами. И разъедутся отсюда. Поскорее. Зачем судьбы свои пытать? В блокадной неразберихе. Решительно, ну никуда от неё, суеты слабо объяснимой, здесь не деться.

  Не деться, да и ладно. Главное, трамплин – для прыжков в длину, и в высоту, к вершинам исторических мемуаров, осилен. Особенно теми, кто и на кровавых фронтах противостояний успел прогарцевать-отметиться. В новеньких, с иголочки, гимнастёрках. Туда-обратно – день за три. А то что за достоинство такое будет, вещать в три горла, типа — и я тутА был — в рванье, «месяцами» не стиранном.

  А для тех, кто сутками бодрствует на передовой, в военно-полевых рубахах, до самих щиколоток!, пропитанных солевым пОтом  – в окопах баньки, с берёзовыми веничками, для особых удовольствий, не топят. А те, для кого топят, в городских кварталах сытости, не помнят имена мальчишек. Которые под танки в самом том адовом начале бросались: в теплично культивируемых кулуарах изощрённо-странно продуманного писательства, по заданной теме, для таких места – НЕТ.

  Гвоздит к полу это слово. Своим могуществом. Хотя, проблема людской потливости, при определённых обстоятельствах, говорит больше, чем слова.

   И никакая это ни есть политическая болезнь. А жуткий нарыв вонючего невежества. Вызревавший на теле социума – ДЕСЯТИЛЕТИЯМИ. Ёлки-палки…    

                                                     С уважением, Людмила Марава. ДОНЕЦК!!!

 P.S.  Моя глубокая благодарность Михаилу Морозу. За его бескомпромиссную смелость привлечь внимание читателей, даже на сайте издания ЗАВТРА, с его пышными зарницами цветасто-бурного восторга, к кроваво-тягостному выживанию Донецка в его блокадно-трагическом времени.

Сопровождающую статью фотографию выбрала из числа тех, что, на мой взгляд, как нельзя более обличает ужасы фейерверков. В военно-блокадном времени.
На дороге, и сегодня ведущей на Голгофу Донецкую. По ассоциации с картиной Эдварда Мунка «КРИК»