Советско-афганский фунт лиха.                                                                                                                                                                                          

    Когда советские входили в Афганистан, год 1979, никто не предполагал, что война эта, часто называемая афганским конфликтом, невероятно быстро туго завяжется долгосрочным кровавым узлом. В хронике обстоятельств. Именуемых вслух историей Советского Союза, конца ХХ века.

  Дружественная помощь народу Афганистана. Как часть многословных заковыристых вариаций, на тему официального оглашения очень многомиллионному народу СССР, и всему миру, о причинах пересечения советской армией афганской границы. Всё.

   Разве что, возбуждённо-смеющиеся лица молодых солдатиков, призывников-салаг – со всего бывшего Союза. Мальчишки, сидящие на стальной боевой броне движущихся вперёд с оглушительным рёвом танков. Расшалившихся диким зверьём, быстро, огненно-громовой лязг ещё быстрее семенящих по земле гусениц, ненасытно жадно подминающих под себя, на себя, от себя, кустарным способом вымощенные булыжниками жёсткие, как настил Земного ада, Афганские дороги.  

   Ребятня, свеже озеленившаяся, заражённая пороховым, он витает в воздухе, аж противно скрипит на зубах!, боевым азартом. Весело помахивающая руками (потом, когда потеплеет, мгновенно бросится в глаза, как необычно выглядели на ребятах Советские гимнастёрки с закатанными, по локоть, рукавами) перед объективами теле и видео камер. Они, метры беспристрастных кино и аудио плёнок, донесут вскоре вопящие реализмом сюжеты о первых километрах продвижения армейских колонн, тяжёлая техника, пехота, десантники, по дорогам неизвестной страны. Нервным росчерком трясущейся, от болезненной немощи, рукИ бывшего руководителя страны, загнавшей сюда приказным порядком юнцов. Необстрелянного, слабо обученного военному делу призывного молодняка. На убойно каменистые лабиринты Афганского жестокого выживания. Территорию – специфического ислама. О чём бы здесь ни говорить – именно с него и надо начинать. Это – как некогда руководящая роль коммунистической партии Советского Союза. В который раз люто ощетинившейся тогда, в 1979, в противостоянии с мировым злом.

  Но, если говорить об этом, тогда никогда не забывать: в быстро меняющейся плазме событий — зла не становится меньше. А добро – оно обречённо дрейфует среди островов растущего бесчестия.     

   Дальше, в последующие месяцы — новости из Афгана немного оскудеют. Но будут приправлены они мельканием на экранах телевизоров смуглых, зло косящих настороженными прищуренными взглядами мужских лиц. Поголовно — небритых и с огромными тюрбанами на макушках голов. Заросших курчаво-густыми, годами не стриженными волосами. Люди – загадки. Живописно одетые суровые мужчины, на ногах — широкие шаровары, на плечах – свисающие до щиколоток бесцветные безразмерные робы. У некоторых, в огромных, покрытых навсегда не смываемым коричневым загаром, лапищах, потёртые, много раз стрелявшие карабины. Аборигены притаившейся глубокими горными ущельями земли. Многие местные – босые. Но все — себе на уме. Народ – мало известной Азиатской страны. Живущей бедно. По законам другого вероисповедания. Страны, прозябающей, и по сей день, в меридианах и амплитудах приторможенного средневековья.     

…Бледнолицым мальчишкам-солдатикам, из Советского Союза – выдали потом, цвета хаки, не мнущиеся в руках панамы. С цепко удерживаемыми металлическими дужками дырочками, по окружности головы, для вентиляции. И с широкими, простроченными по кругу грубыми нитками, полями… И автоматы. Советские. Калаши, как их называют наши.

Ребята поверили, так им сказали, что их помощь – очень нужна стране. В которой они оказались…

   Солнце в Афганистане палит каждый день нещадно. До 45* — летним днём, в горах. Выжигает лица и шеи. Постоянно хочется пить. И леденит сковывающим насквозь безволием уставшие за день тела. Следом. Ночью. В температуре – до -10. Замерзали до смерти солдаты в тентовых палатках, на горных стоянках. Засыпая, беспробудно, распаренными афганским пеклом, в кинутых прямо на землю спальных мешках. 

   Именно там, в горах, будут происходит многочасовые изматывающие бои советских с племенами. Воинственно-враждебно настроенными против русских. Которых там, в Афганистане, по-афгански, называют – ШУРАВИ.

 Полномасштабная гражданская война, которая уже вовсю пылала в Афганистане, до прибытия советских войск, означала только одно: начинался период затяжного военного конфликта. На своих плечах, вещмешками, весом до 40 килограмм, тащили на себе, рты- на замках молчания, глыбы афганского синдрома, в горы, с гор, молодые ребята. Для которых, мужество отчаянно смелых и рано постаревших первыми сединами на висках, не стали тогда разменными монетами. В понятиях Родина, Отчизна, солдатский долг, патриотизм. Честь бойца. Советский Союз.

 О геройстве служивых, из того опально-дымного времени, не принято, в общем-то, много говорить. Темя –специфическая. И больше она — для людей, проявляющих к ней свой личный интерес.

  Но, если зацепит она каким-то шальным образом – разорвёт в хлам мысли. Достаточно только поинтересоваться героизмом солдатских будней. Озадачиться состоянием афганских дорог, связующих и сегодня между собой горные кишлаки-деревни. Зигзагами огромной жирной змеи анаконды петляют серые ленты, эти рукотворные безасфальтовые прямолинейсти, среди отвесных, недоступных пешим восхождением на них, на горные вершины. Внизу, с обратной от серпантиновых скал дорог – отвесные, под прямым углом к дорогам, пропасти. Не один, подбитый смертельным дождём льющегося из невидимых горных щелей артобстрела советский бронетранспортёр, со всем экипажем машины, рухнул в бездонную афганскую пропасть. И такие поражения так болезненно переживались… Невозможность собрать останки переломанных вживую тел. Заторможенность осмысленности. Неспособной вообразить мгновенную трагичность внезапно оборвавшихся молодых жизней. На последнем своём издыхании пролетевших над проклятой пропастью. Язык не поворачивается озвучить, сколько тысяч километров вдали от родного дома. Который в Сибири. Или на Урале. А, может, и в Киеве был.      

  Перевал Саланг. Стратегически важная отметка в георафии Афганистана. Советские посторили здесь туннель, длиной 2, 7 километров. Всемирно известным он стал после разыгравшейся здесь печальной трагедии. Случившейся здесь в годы присутствия в Афганистане шурави.

Воздастся Небом тем, кто вспомнит дословно эти трагические даты. Всех советских, погибших в Афганистане.

3 ноября, 1982 года. Дорога-высотка – в узком трубообразном тоннели. Колонна грузовых КАМАЗов. Голова колонны медленно вошла в туннель. Внутри машина-бензовоз подорвалась на минах. Огонь, горящее бешеным пламенем топливо, из огромных бензобаков. Сжигаемый огнём в туннелевой темноте кислород. Мучительное удушье 176  бойцов. Газовая душегубка. Отступать – невозможно. Слишком узкая дорога. Слишком длинная шеренга не имеющих возможности маневрировать машин.

23 февраля, 1980года. Колонна машин остановилась в результате ДТП. 16 военнослужащих задохнулись выхлопными газами.

 Позднее туннель был взорван. Чтобы отрезать север Афганистана от юга.

  В 2002 году – восстановлен.

 Газета WASHINGTON POST, от 24января, 2018 года: все дороги в Афганистане строятся из дешёвых материалов. Не выдерживают и нескольких месяцев эксплуатации. Туннель на перевале Саланг так и не был достроен: деньги рассифонили по фирмам однодневкам. Очень прибыльный бизнес. Строительство дорог.

 Добрыми словами вспоминают здесь шурави. Они построили нам школы, говорят пожилые афганцы. Больницы. Привозили продовольствие, медикаменты. Развозили, рискуя жизнью, по кишлакам.

  С очень большим почтением вспоминают в Афганистане русских. Мальчишек-срочников. Не ведавших страха. Из бывших республик бывшего Советского Союза.

   Более 15 000 их погибло за годы десятилетней афганской войны в Афганистане. Неофициальная цифра – около 26 000.  Сотни инвалидов. Сотни раненых, проходивших долгую восстановительную реабилитацию. Наотмашь отхлёстанные по щекам: а мы вас туда не посылали.

                                                                               …

    Позорно разлагающее плоть огромной страны убытие в небытие… Развал Союза. Годы откровенного бандитизма и приспособления к политике дикого капитализма. Новые песни. Новые герои. В малиновых пиджаках. Новые машины. Новое – всё.

 И ощущение свой ненужности в своей стране. Это – хуже, чем подлость человеческого предательства. Это – ещё хуже, чем рюкзак, в 50 килограммов, за плечами. Это – падение в пропасть животной свирепости.

  Когда видишь сытые рожи. Выполняющие обряд празднования даты вывода Советских войск из Афганистана. Прибывающие в городской парк в элитно дорогих машинах, с затемнёнными стёклами. Потопчутся они по сцене, перед микрофоном – на её середине. Пощебечут, по очереди, бравурно, легковесными фальшивыми словами, об афганском конфликте. Один из ораторов прилюдно прослезится. Поплачет. Посопит нежданными соплями в носу, хилый трусливый сопляк. Наверное, боязно стало, стыдно, когда разглядел перед собой скопление совести. Как памяти. Обогащённой моральной оценкой происходившего с ними в их жизнях. Мужчин, стоящих тесной толпой. Братство воинов-афганцев. Внутреннее подтянутых. Постаревших, поседевших. С непокрытыми головами. Многие – в куртках нараспашку. Видны тельняшки – нательное бельё десантников. Заметны в толпе инвалиды, в инвалидных колясках. Которые подкатили к импровизированной трибуне всегдашние надёжные товарищи по службе.

  А из радиорубки гремят афганские песни. Самодельные. Под гитару. Их писали ребята-афганцы. Обо всём. Но с главным в текстах: о жизни.

   Она гудит на боковой аллее парка. Там – солдатские полевые кухни. С дыщащими жаром-паром алюминиевыми котелками. С рассыпчатой солдатской кашей. Слюни текут, такой аппетитный аромат плывёт над парком. Полевой кулеш, с кусочками распаренного мяса, внутри каши.

 Обязательные боевые 100 граммов водочки.

  Товарищ, на Родине же мы… Не победа… Да жизнь на кровавые куски исполосована. Да помянуть же ребят своих надо… Страшное время пережили…

  Рожи со сцены, кто заметил?, под шумок на премиум классах укатили. Не оглядываясь.

Не пошли брататься в афганский народ. Силища есть он, даже и в старости.

                                                                              …                   

  Когда рассматриваешь фотографии времён афганского конфликта, проникаешься чувством горького сострадания. К мальчишкам в военных формах, утрамбовавшим своими юными, два десятка, от силы, жизнями афганские дороги. Наверное, горы той далёкой, мало известной страны, будут всегда помнить привкус горячей крови наших бесстрашных пацанов.

  Повезло тем, кто выжил. Донецкие – тоже были в Афгане. Многие туда уезжали из Донбасса молодыми и здоровыми хлопцами. Часть – вернулись Другие возвратились домой грузом 200.

                                                                               …  

…Задымился перед глазами воздух Донецкого лета. Когда, идя по одной из улиц Донецка, услышала афганскую песню. О той далёкой войне. Пошла на голос мужчины. Который песню эту пел. Замедлила шаг, соображая: что там, впереди, происходит?

  Мужчина, по возрасту более, чем средний, в современной военной форме, пел. Красивым голосом, баритоном. Не надрывался. Пел, как дышал. Голос усиливался в пространстве аудио колонкой. Стояла она на земле, рядом с футляром от его гитары. В футляре видны были деньги. Кругляши рублёвые. Несколько бумажных купюр.

  Я остановилась рядом с мужчиной. Он перестал петь. Наши взгляды встретились. Он молчал. И мне было неловко… Когда увидела, сколько боевых наград было на его форме.

 — Вы… афганец? – Нелепость такого вопроса его не озадачила.

— Да. – Твёрдым голосом. Широко, для бОльшей устойчивости, расставив в стороны свои ноги. Готовый говорить со мной. Случайной, в его жизни, прохожей.

— Вы… и сейчас служите…?

 — Служил. По недавнему ранению вышел в отставку. – Ухмыльнулся широкой усмешкой. Наверное, с мыслю: дальше спрашивай…

 — А… зачем здесь…? – Я указала своей рукой на раскрытый футляр.

 — Кормить семью надо. За себя и за своего зятя. Он погиб этой весной. Три девчонки остались. Младшую дочка родила этой зимой. Полгода только прошло… Как…

 — А… песни афганские…

 — И там служил. – И вдруг, обняв крепко свою гитару рукой, он расстёгивает верхний карман гимнастёрки, для документов, и достаёт своё военное удостоверение. Залапанное, обмягчившееся бумажными трещинами, на обложке своей. Выданное ему ещё тогда, когда было ему 19 лет. На фотографии – его же лицо, молодое и честно гордое. – Призвали меня в 80-ом году. О, Господи…, уже прошлого века… Солдатом срочником отправился в Афганистан. Несколько недель военной подготовки – и на серпантин. Горный. До службы успел получить водительские права. Так и прошоферил всю свою службу.

 — Был ранен?

— Одна контузия. Несколько недель отпуска, домой получилось съездить.

— А песни?

— Так это душа моя поёт… — И, оживившись. – Вы увидели мою фамилию? – Он поднёс своё удостоверение к моим глазам. – Я – победитель, ну, не первое место…, конкурса афганской песни. Раньше проводились такие на Украине.

 — Так…, почему здесь…? – Я не решалась назвать человеческое унижение афганца этими словами – униженная солдатская честь.

 — Кормить детей надо. – Отрезал он чеканно.

 — Демобилизовались… Но что-то же вам дадут? Пенсию военную…

 — Подачку…, бывшему… Дырку от бублика. — Улыбнулся он. – И назвал предполагаемую сумму его пенсионного военного пособия…

  Вполне возможно, мой разговор с бывшим, настоящим афганцем продолжился бы и дальше, но прервала его подошедшая к нам женщина:

 — Уважаемая, идите своей дорогой. Пусть поёт товарищ. Такой красивый у него голос! – Бросили она, небрежно, какие рубли в гитарный футляр…

 И по сию минуту я слышу слова женщины. Мы с афганцем поняли их, как двое, из одной связки.

                                                                            

  Так и крутятся они, те слова, в моей памяти. Как отметина страшного выстрела в человеческую суть. Может быть она разной. У разных людей.

  Жарким было прошедшее лето. Изнуряюще горячим. У воды, речка наша городская, Кальмиус, довелось увидеть пару молодых людей. Девушка сидела на камушке, у самого берега реки. Читала книгу. Рядом с ней стоял парень. И ловил рыбу. Упоённо-азартно, увлечённо. Когда он обернулся, всем телом, я вздрогнула. Весь его живот был исполосован в этот самый момент глубокими заживающими шрамами. Рубцами после операции.

 — Что с вами? – Я вскрикнула.

 — Участие в конфликте. — Ответил парень буднично.

 — Вы воевали?

 — А, что, в конфликте, разве воюют? – Вопросом на вопрос. И напрягшись, всем телом, и задышав часто.

 — Так…, судя по глубине ранения, у вас, наверное, инвалидность есть?

 — Была бы, если бы остались свидетели моего ранения… Доказать ещё надо.

 — Успокойся, успокойся, Петь. – Запричитала девушка, отбросив книгу в сторону. И подойдя к парню.  – Докажем. – Поглаживая его ласково по его плечу.

 — После дождичка в четверг. – Отрезал парень. Избавляясь от её руки…

                                                                                   …

Донбасский конфликт. Так называются эти затяжные боевые действия в Донбасском регионе. Что-то страшное случилось. Новое время настало. Новые герои появились. И пиджаки замелькали. Не малиновые. Фиолетовые.

                                                                  С уважением, Людмила Марава. ДОНЕЦК!!!

P.S. Афганцы – люди особенные. С обострённым чувством ответственности в груди.

   Шурави́ (перс. شوروی‎, šouravī — советский, от араб. شورى‎, шура — совет) — историческое название советских граждан в Афганистане. Произошло от афганского названия советских гражданских и военных специалистов, в большом количестве работавших в Афганистане с 1956 года.